Григорий Кац - Письмо из прошлого
Как бы услышав ее, в школе ввели военную подготовку, где изучали материальную часть оружия, химзащиту и первичную медицинскую помощь. Это Розе нравилось, и она с удовольствием посещала эти уроки. Русским языком Роза владела безупречно, только легкий акцент выдавал в ней иностранку.
Роза выросла высокой статной девушкой и мечтала не о мальчишках, а о серьезных знаниях в избранной ею отрасли – ботанике. Семилетку Роза Дрейзнер закончила с отличными оценками. Анохин, в конце концов, сжалившись над сиротой из приюта, выставил ей оценку «отлично».
Лето Роза провела со своими подругами-выпускницами из приюта: ходили на Остер, вернее на «резерв» – своеобразный приток реки, гуляли по Нежину, и с нетерпением ждали новой, почти взрослой жизни в училище, где студентов селят в общежитиях, дают стипендию и готовят к взрослой жизни. Девочек волновало еще то обстоятельство, что в училище они будут учиться вместе с мальчиками. И как это повлияет на их знания и внешность, а главное – на общение с неизвестным полом? – вот что занимало юные головы в первую очередь.
Глава вторая
1
– А куда ребенка?
– Определим куда-то. Страна большая. Надеюсь, нам не откажут…
– Смеешься… Кто же откажет кандидату в члены политбюро?
– Никаких политбюро, понял? Просто определить в детский дом как безымянного, без родителей, погибших в автокатастрофе. И чтоб ни имени, ни фамилий, ни соседей, ни родственников. Мало, что ли, безымянных детей по стране. Действуй…
– Мальчик, как тебя зовут?
– Антоса Лойсман.
– Ты знаешь, где твой дом?
– Москва, Слетенский бульвал, дом… забыл…
– Нет, малыш. Тебя зовут Алексей Петров, Алешка, и ты живешь в Серпухове. Ну-ка повтори: в Серпухове…
– В Селпухове…
– Запомнил? Молодец. А папы и мамы у тебя нет…
– Нет, есть: мама Лоза и папа Яков.
– Валентина, забери ребенка, он устал и хочет кушать…
– Алешка, ты хочешь кушать?
– Я не Алоска, я Антоска.
– А сегодня будешь Алешка. Иди кушать…
– Я Антоска, Антоска, Антоска…
– Не волнуйтесь, товарищ…
– Скажем… товарищ Сидоров.
– Да мне все равно. Был звонок из ЦК партии, и мы сделаем все, как полагается. Этот мальчик будет Алексей Петров, не помнящий своих родителей, погибших в аварии. Есть свидетельство о смерти семьи Петровых?.
– Все есть, документы в этой папке. Может, переведете мальчика куда-нибудь подальше от Москвы?
– Я сказала: не о чем переживать. Домов ребенка в стране множество. Хотите, хоть в Туркмению отправим.
– Нет, он должен быть в пределах досягаемости. Его родители, настоящие родители – враги народа и, возможно, будут искать ребенка. Через него мы сможем проследить и за ними. КГБ этим уже занялось. Ребенок живой – это наш козырь. Больше ничего сказать не могу.
– Мы уже имеем опыт в таких делах. Перевод из одного детдома в другой, запутать следы… Мы так часто делаем, чтобы родители не смогли найти своих детей, которых уже забрали в другую семью. В инструкции так прописано.
– Ну ладно, не буду вас учить. До свидания.
В серпуховский детдом Алексей Петров вернулся уже повзрослевшим. Что было за это время в стране, его не интересовало: кончина Брежнева, бескомпромиссное правление бывшего главы КГБ Андропова, Черненко, а затем Горбачева – застало «скитальца» уже школьником. Ничего этого он не понимал, а просто жил, как все дети без родителей. Как и все, он надеялся, что его заберут в семью, и часто вместе с другими детьми смотрел из окна, как их вчерашних друзей по играм уводят новые родители. А за Алексеем никто никогда не приходил, и его даже не приглашали на «смотрины» для новых пап и мам. Свыкнувшись с мыслью, что никаких родных у него нет, мальчик замкнулся в себе и перестал об этом думать. Он даже не узнал и отделение дома ребенка в серпуховском детском доме, куда его, двухлетнего малыша, привезли в первый раз. Какие-то смутные образы: люди, которых уже не было в Доме, возможно, столовая или спальные комнаты навевали какие-то воспоминания, но в целом Алексей не помнил ничего, и лишь покорно переезжал из одного детского заведения в другое, оставляя там друзей по играм и прогулкам.
Школа располагалась прямо при детском доме; вернее, детские группы плавно перекочевывали в первые классы и учились вплоть до четвертого, а затем всех учеников переводили в обычные близлежащие школы, где они заканчивали неполную среднюю школу или получали аттестат, как обычные школьники.
Самым ярким вспоминанием о школьных годах было противостояние лидеров бывшего СССР, обстрел танками Белого Дома. Толпы людей с лозунгами и плакатами и внезапное исчезновение воспитателей и руководства Дома, растерянность комсомольских вожаков и пионервожатых. Алексей с друзьями гонял на электричке в Москву, чтобы своими глазами увидеть то, о чем вещали по «ящику». Он так и не смог для себя представить, что означает развал СССР, суверенитеты бывших республик, появление Ельцина, массовый отказ от партбилетов. Все это проходило перед его глазами, как во сне. Не успев побыть ни октябренком, ни комсомольцем, он не мог ощутить трагедию людей, державшихся на партийной дисциплине и не представлявших себе жизни без указаний партии и правительства. Его больше интересовало другое…
В школе появился новый преподаватель географии, который увлек учеников любовью к окружающей природе, вернее – к горам. Его увлекательные рассказы о восхождениях на горные вершины Монблан и Джомолунгму, горное снаряжение, товарищеская выручка, мерзлота и схождение лавин – все, как завораживающий фильм, проходило перед глазами Алексея. Ему нравилось, как Николай Николаевич с увлечением рассказывал о морях и океанах, реках и озерах Земли, их обитателях и племенах, о народах, живущих на планете. Ничего этого не было в школьной программе, но на юные восторженные умы, судьбою освобожденные от партийной коммунистической риторики, транспарантных лозунгов и воздушных замков загнивающей системы, новые веяния горбачевской перестройки, на которую возлагали надежды передовые страны Европы, сильно повлияли. Николай рассказывал выпускникам своего класса о новых технологиях, инновационных программах, новых товарах и новых достижениях мировой науки. Как жаль, говорил он, что СССР отгородился от всего этого «железным занавесом», но Горбачеву в конце концов удалось его разрушить.
Алексей, как сирота, мог бы «откосить» от армии, как это сделали его одноклассники по Дому, но он твердо решил, что его дело – отдать Родине эти два года своей юности. Тем более, что после службы все отслужившие имели льготы при поступлении в вузы на бюджет, – и не нужно было собирать средства для поступления. Более того, Алексей еще не начинал служебную карьеру и надеялся, что поступив в Московский Горный, он приблизится к своей мечте, а не станет «планктоном» в чьем-то офисе.
На своей двухлетней службе Алексей получил в жизни несколько уроков. Во-первых, силу, мужество, закалку на долгие годы. Во-вторых, научился выполнять приказы командиров, а в-третьих – наиглавнейшее: узнал, наконец, информацию о своих родителях.
2
– У руководства округа есть мысль послать тебя и еще некоторых солдат из второй и третьей роты в военное училище. Нам нужны грамотные и физически сильные офицеры. Ты отличник боевой и технической подготовки, спортсмен-разрядник, первоклассный специалист военного дела. Ты сейчас зам. комвзвода и исполняешь обязанности командира взвода, офицерскую должность. Кому, как не тебе стать офицером…
– За предложение спасибо, товарищ подполковник, но у меня в жизни есть другое призвание.
– Алексей, сержант Петров, такие предложения не делаются каждому, тем более при твоем происхождении…
Алексей насторожился.
– А что вы знаете о моем происхождении?
– У меня в руках рассекреченные данные КГБ СССР, и есть кое-что и про тебя. Не так, чтобы очень, но в прошлом твои родители «наследили», и даже твою бабушку осудили за помощь в побеге «врагов народа». Суд был закрытый, но она, как партизан, молчала и от последнего слова отказалась.
– Она жива?
– Вроде пока еще жива. Ее выпустили из тюрьмы в 87-м, когда началась горбачевская «оттепель», и по-моему она по-прежнему живет в Москве, в своей старой квартире. Личное дело я тебе показать не могу, тут много «купюр», но кое-что могу рассказать… Твои родители – научные работники, фамилии сказать не могу. Они в прошлом – носители секретов военного ведомства. Отец – физик-ядерщик, мать – генетик. Оба профессора. В конце 70-х их завлекли в Московскую Хельсинкскую Группу вместе с диссидентом академиком Сахаровым. Знаешь такого?
Алексей молча кивнул.
– Затем группа распалась, всех арестовали, а твои родители, воспользовавшись участием в какой-то научной конференции, выехали из СССР и не вернулись. Обыск дал информацию об обширной деятельности твоих папы и мамы, как диссидентов, имеющих связи с НАТО и ОБСЕ за границей. Их исключили из союза ученых и дали понять, что их деятельность противоречит Конституции СССР. Но их уже было трудно остановить. Мать твоего отца арестовали, обвинив в пособничестве, и осудили на 10 лет как врага народа. Горбачевская «оттепель» позволила ей вернуться в Москву и очиститься от обвинений. Она живет…
